Мать

Агенда

Том 7

Январь 1966

8 января 1966

(Мать читает письмо Шри Ауробиндо, которое она собирается опубликовать в февральском номере «Бюллетеня»)

«Единственное творение, для которого здесь есть место, это супраментальное творение, нисхождение божественной Истины на землю, и не только в ум и витал, но и в тело и Материю. Наша цель заключается не в том, чтобы снять все “ограничения” экспансии эго или обеспечить свободное поле и безграничное пространство для осуществления идей человеческого разума или исполнения желаний эгоцентрической силы жизни. Никто из нас не находится здесь для того, чтобы делать, что он пожелает, или творить мир, в котором мы наконец-то сможем делать все, что нам угодно; мы здесь для того, чтобы делать то, что хочет Божественное, и творить мир, в котором Божественная Воля сможет проявить свою истину, больше не искаженную человеческим неведением или извращенную или неправильно передаваемую витальным желанием. Работа, которую должен делать садхак интегральной йоги, является не его собственной работой, определяемой им самим, а работой Божественного, которая должна делаться в соответствии с условиями, накладываемыми Божественным. Наша йога делается не ради нас самих, а ради Божественного. Мы стремимся не к личному утверждению, утверждению индивидуального эго, освобожденного ото всех оков и обязательств, а к манифестации Божественного. Наше собственное духовное освобождение, совершенство и полнота должны быть результатом и частью этой манифестации, но они не должны ставиться в качестве эгоцентрической цели или в качестве “поиска себя”. И это освобождение, совершенство и полнота должны преследоваться не ради нас самих, а ради Божественного.»

Шри Ауробиндо

Я нахожу это восхитительным! Надо все повторять и повторять и повторять это — самому себе и другим, каждую минуту.

Это точный ответ на сегодняшние условия.

В этом все дело: это касается самого центра трудности [Мать подцепляет своими пальцами что-то крошечное и очень жесткое]. Несмотря ни на что, можно отдать все, можно полностью оставить все, но есть что-то [тот же жест], и это что-то всегда остается здесь, позади.

Я была очень довольна, прочитав это вчера вечером. Я сказала: «Вот! Вот то, что нужно.»

Надо опубликовать и повторять это всем и каждому.

*
*   *

(Чуть позже, Сатпрем, видя скопление бумаг на столе Матери, предлагает взять часть бумаг с собой, чтобы не было такого завала)

Нет, трудность не в этом; моя трудность в том, что слишком много людей прикасаются к моим бумагам. Довольно любопытно, это почти материально: я раскладываю что-то, и если никто этого не касается, я снова нахожу это; мне не надо искать: я сразу же вытаскиваю то, что нужно. Даже если кто-то берет что-то, не нарушая порядка, атмосфера уходит, и я больше не знаю, как я все разложила. А здесь четыре, пять, шесть человек прикасаются к моим бумагам — семь. Так что [Мать на кипы во всех углах]: хаос.

14 января 1966

(По поводу «туристической» поездки по Индии, которую Сатпрем должен был предпринять по определенным причинам)

Ты почувствовал какую-нибудь разницу?

Какую разницу?

Быть здесь и быть в Бангладоре?

О! для меня это было ужасно. Все это — сущий ад.

А! такое воздействие на тебя это оказало?

О! да.

Тогда все в порядке.

Туризм, все это, это сущий ад. Я сделал свою работу — не очень хорошо, но я ее сделал.

Тогда все в порядке.

По правде говоря, это, то, что ты сказал мне 1 , но я хотела бы знать, почувствовал ли ты это внешне. Ведь я сразу же знала об этом. И, затем, между нами был другой контакт, отличающийся от того, что мы имеем здесь, и это выражалось — как назвать это? [смеясь] нехватка адаптации.

Это слабость?

Это было очень выраженным, ярко выраженным. И в тебе была интенсивность [жест сжатых кулаков], потребность в изменении вещей.

А, да! это чистый ад. Это Ложь во всех деталях.

Да, это так.

Это ложно.

Ложно, ложно.

(молчание)

Эта внезапная смерть Шастри. 2 Для меня это было очевидно. Это довольно любопытно: когда мне (уже давно) сказали, что они должны встретиться в России, я спонтанно заметила: «Если он поедет туда, то умрет» (я никогда не знала, почему, но так и было). Затем я больше не думала об этом, и на этот раз мне сказали, что конференция состоится, но я не расслышала или мне не сказали (не знаю точно), что она пройдет в России, так что... Между тем, кто-то ознакомил Шастри с моим посланием 3 , на что он ответил, что для него это выражает истину, но… «Что я могу поделать? Я маленький человек.» Вот что он сказал. После этого я молчала, а когда мне сказали о конференции, я подумала: «Надо, по крайней мере, сделать самое “лучшее” из этого» — я «зарядила» его по максимуму. Но «зарядила» так, как если бы он был мощным человечком… Это опасно 4 !

Но я знала, когда проходила конференция, и вдруг, посреди ночи, я внезапно проснулась из-за того, что кто-то просил о помощи — это был он.

На следующий день ранним утром мне сообщили, что он умер. Это не было для меня «новостью»! Я сказала: «Но конечно! само собой разумеется, это так.» И кажется (я узнала детали потом — гораздо позже, в ходе дня), кажется, что переговоры были очень трудными, и когда они закончились тем, что он считал успехом (очевидно, это было «лучшее», что могло произойти там), он ликовал и был совершенно счастлив 5 ; затем он пошел в свою комнату, а спустя несколько минут открыл дверь и позвал доктора, и за считанные минуты все было кончено. Вероятно, тогда он и позвал меня. Но это было предрешено задолго до этого.

Не было из-за чего «ликовать»! Они потеряли то маленькое преимущество, которое обрели в ходе войны.

Да [Мать кивает головой]. Кажется, это лучше, о чем они могли помыслить.

Я нахожу это плачевным.

Нет, это продолжение все той же истории. 6

Да, продолжение все той же истории… Знаешь, какое впечатление на меня произвела смерть Шастри?… Было такое впечатление, что это символ, смерть Гнома. 7 Смерть Гнома. Это было дно ямы и конец Века Гномов. И что, может быть, сейчас мы будем подниматься.

Будем надеяться… Пока что все подвешено.

Но это [смерть Шастри] было необходимо. Если хотеть, чтобы что-то изменилось, это было необходимо.

Конечно.

Ведь он не был злым человеком, конечно.

О, нет!

Он был очень маленьким.

Но все эти люди не злобны: они просто ничто.

О! некоторые извращены. Но они очень малы.

Да, нули.

Это событие не повлияло на твою поездку?

О, мелочи, были закрыты все магазинчики… А ты не думаешь, что это действительно знак смены направления?

Как сказать?… Надеюсь. 8

Да, надеемся.

Сопротивление сил Лжи достигло высшей степени, они в состоянии неистовства — крайнего неистовства.

Да, это вопиюще.

Февраль и март — самые критические месяцы. Может быть, в апреле вещи примут верное направление [Мать делает жест обращения].

Вот так. Что же, я довольна, что ты сознаешь то, что ты мне сказал(!)

О, я ежеминутно сознавал этот ад.

Это хорошо, очень хорошо. Ты был гораздо ближе, чем обычно. Гораздо ближе, как что-то физически близкое.

Эта близость всегда была там наверху [жест над головой], в общих направлениях, но теперь была физическая близость и ощущение, что… да, прекратилось сопротивление определенного рода, оно стало спадать. Так что я сказала себе: «Это очень хорошо, это крайне необходимо.» Если эта «турпоездка» не была слишком утомительной, тогда все в порядке; это была единственная негативная сторона… (как сказать?) не могу сказать, что я «боялась» этого, потому что я ничего не боюсь, но это казалось мне возможным.

Нет-нет! Через два-три дня все будет в порядке.

Это то, чего я хотела бы.

19 января 1966

(Мать переписывает в свою толстую белую тетрадь несколько строчек из своего перевода «Савитри»)

…Возле моего пера был маленький диск света Шри Ауробиндо, и он сверкал-сверкал… Я видела его лучше, чем то, что писала. Он был небольшой [5 см] и сиял, он сиял — голубым светом, серебряно-голубым, который был голубым светом Шри Ауробиндо. Он сиял и сиял и следовал за моими пальцами. 9

И когда я говорю, когда я говорю о вещах, которые «приходят», бывают два диска (я не знаю почему). Не один, а два, и они больше: вот такие [около 10 см], один над другим. Когда я рассказываю о переживании, например, или отвечаю на вопрос, бывают два диска, немного больше, чем этот.

И когда я концентрируюсь на ком-то, призывая Господа, тогда, как правило, возле плеча [жест между головой и плечом] бывает великий золотой свет, вот такой, который сверкает и сверкает, сияет и сияет, сильный, сильный, все время. И когда свет уходит, то и концентрация уходит.

Но как раз сейчас это было забавно, это был словно маленький диск, вот такой; он следовал за моим пером. Теперь это закончилось, ушло! [Мать смеется].

22 января 1966

Прошлой ночью я видела Пурани. Я видела его в первый раз после того, как он оставил свое тело. 10 Там были и другие люди. Я видела его в тонком физическом мире, и он был весь светло-голубым и розовым, и все вокруг него было розовым и светлым [Мать делает танцующий жест]. Он был доволен, о! Он был доволен, он сказал: «Теперь я счастлив!»

(молчание)

Много забот?

Нет! Этим утром в течение двух часов я жила в некоем блаженном состоянии, в котором, о! Было такое ясное сознание того, что все формы жизни, во всех мирах и в любой момент являются выражением выбора: вы выбираете, чтобы так было.

Очень трудно облечь это в слова… Полностью исчезло ощущение обязательства или необходимости, в чем, как мы думаем, мы живем, и чему мы подчиняемся: было совершенно спонтанное и естественное восприятие того, что жизнь на земле, жизнь в других мирах, все типы жизни на земле и все типы жизни в других мирах являются просто вопросом выбора: вы выбираете, чтобы было так, и вы постоянно выбираете, чтобы было так или эдак, или чтобы произошло то или это; и также выбираете думать, что вы подчинены Судьбе, Необходимости или Закону, который обязывает вас — все это вопрос выбора. И было ощущение легкости, свободы [тот же танцующий жест], а затем одна из этих улыбок на все. И одновременно это дает грандиозную мощь. Все ощущение обязательства, необходимости (и еще больше фатальности) пол-но-стью исчезло. Все болезни, все события, все драмы, все это: исчезло. И эта конкретная и такая грубая реальность физической жизни — полностью исчезло.

И, что интересно, это переживание возникло по случаю моей встречи с Пурани этой ночью. Я повстречала Пурани в определенном мире, и он был в определенном состоянии, как в том, о котором я только что говорила, и тогда разница между тем Пурани, каким он был здесь, и тем Пурани, каким он есть сейчас… вдруг это стало как бы ключом. Мы поговорили, и он мне сказал: «О! Сейчас я так доволен, так доволен!» И это было то состояние, в котором я жила свыше полутора часов этим утром. Потом я была вынуждена вернуться… в состояние, которое кажется мне искусственным, но оно необходимо из-за других, из-за контактов с другими, из-за того, что необходимо сделать бесчисленное множество вещей. Но все же это переживание оставалось на заднем плане. И вы оставлены с некой улыбкой, веселящейся над всеми сложностями жизни — состояние, в котором оказываются люди, является результатом выбора, и индивидуально есть свобода выбора, но люди ЗАБЫЛИ об этом. Вот что интересно!

И одновременно я видела всю картину человеческих знаний (потому что когда есть такие состояния, то все человеческие реализации, все человеческие знания предстают как панорама перед лицом нового состояния и занимают свои места — всегда, всегда, когда приходит переживание, это получается как ретроспектива), и я видела все теории, все верования, все философские идеи, как они соотносятся с новым состоянием… о! Это забавно.

И это не требует покоя; эти переживания такие конкретные, реальные и спонтанные (они не являются результатом воли и, тем, более, усилия), что не обязательно находиться в покое: я как раз умывалась. Я позавтракала, находясь в этом состоянии, это было очаровательно; только когда пришли люди (я даже сделала «раздачу яиц» — не знаю, осведомлен ли ты об этом, но это я ежедневно кладу яйцо в твою коробку — я сделала это, оставаясь в том состоянии, и я раздавала цветы в том состоянии), только потом, когда принесли письма, которые надо было выслушать и в которых надо было ответить на всевозможные вопросы [жест выгруживания тележек], тогда это расплылось, стерлось. Я еще оставалась в полу-грезе, но переживание ушло: это было больше не то.

Но те, кто ухватил это переживание по той или иной причине, не имея всей философской и ментальной подготовки, которую имела я («святые» или, во всяком случае, люди, ведущие духовную жизнь), имели затем очень острое впечатление нереальности жизни и иллюзии жизни. Но это только другой способ видения. Это не так — это не так, ВСЕ является выбором! Все-все. Выбором Господа, но В НАС; не там [жест вверх]: здесь. И мы не знаем этого, это в самой глубине нас самих. И когда мы знаем это, мы можем выбирать — мы можем делать свой выбор, это восхитительно!

И как раз в то время, когда было это переживание, я сказала своему телу: «Видишь ты, неуклюжий дурак, зачем ты выбираешь драму? Болеть, быть тем, этим?…» И эта фатальность, оковы и тяжесть существования — все исчезло. Все исчезло. Это было светло-голубым, светло-розовым, совершенно светлым и ясным и… [тот же жест танца]… легким.

Я очень хорошо знаю, что это не что-то абсолютное; это был только ОДИН способ бытия, но это очаровательный способ бытия!… Обычно те, кто не имеют достаточной интеллектуальной подготовки, когда они имеют подобное переживание, они верят, что схватили «уникальную» истину. И тогда они обращают это в догму. Но я прекрасно видела, что это не так: это ОДИН способ бытия, но чудесный способ бытия, конечно же! Бесконечно превосходящий тот, что мы имеем здесь. И мы МОЖЕМ иметь его здесь: я его имела. Я имела его совершенно конкретным образом. Но всегда что-то не в порядке (боль здесь или там, это или то, а затем обстоятельства, складывающиеся не так, всегда есть трудности), все это… это меняет окраску. И это становится легким, ты знаешь, легким — легким, податливым. Вся тяжесть и жесткость — ушла.

И также ощущение, что если вы выбираете быть так, вы и можете продолжать быть так. И это верно. Это все плохие привычки — очевидно, тысячелетние привычки на земле — все плохие привычки, которые мешают вам; но нет никакой причины для того, чтобы постоянно было так. Потому что это меняет все! Все меняется!… Ведь я чистила зубы, умывалась, делала самые материальные вещи: их природа изменилась! И была вибрация, сознательная вибрация в глазу, которую я имела, в зубной щеточке, в… Все это, все это было по-другому. И, очевидно, если стать господином этого состояния, тогда можно, очевидно, менять все обстоятельства вокруг себя.

В последнее время (с довольно давних пор) была та же самая трудность тела, не ограниченного какой-то оболочкой и не зажатого в ней, как обычно, и тело свободно воспринимает… даже без ощущения «восприятия»: оно ИМЕЕТ вибрацию всего окружающего; и тогда, когда все окружающее, морально или ментально, замкнуто, не может понять, тогда это несколько трудно, то есть, это те элементы, которые приходят и которые надо трансформировать. Это некая тотальность — тотальность очень множественная и очень нестабильная — представляющая ваше поле сознания и действия, над которым надо все время работать, чтобы восстановить гармонию (минимум гармонии), и когда что-то вокруг вас идет «не так» согласно обычному представлению, то это несколько усложняет работу. Это одновременно очень тонкое, стойкое и упрямое. Помню, как прошлой ночью, когда я вытянулась на кровати, в теле было стремление к Гармонии, к Свету, к некоему улыбающемуся миру; тело стремилось особенно к гармонии из-за того, что все вещи скрипят и царапают. И, вероятно, это переживание стало результатом этого стремления: я шла и повстречала розового и светло-голубого Пурани (!) — с таким голубым цветом! Милым, очень милым светло-голубым цветом Шри Ауробиндо.

Единственно, я заметила, что в жизни тела я никогда не имела дважды одно и то же переживание — я могу иметь переживание того же типа в более высокой или более широкой степени, но никогда не точно то же самое. И я не удерживаю переживания: я все время, все время [жест вперед], все время я в пути; ведь работа трансформации сознания такая быстрая, должна делаться так быстро, что нет времени наслаждаться переживанием или пребывать в нем, либо иметь длительное удовлетворение от него, это невозможно. Это приходит сильно, очень сильно, меняет все, а затем приходит что-то другое. И то же самое с трансформацией клеток: приходят всевозможные маленькие расстройства, но для сознания они предстают беспорядками трансформации, и тогда, с этой точки зрения, вы хотите, чтобы был восстановлен порядок; в то же время есть что-то, что прекрасно знает, что беспорядок пришел для того, чтобы перейти от обычного автоматического функционирования к сознательному функционированию под прямым Управлением и прямым Воздействием Всевышнего. И само тело знает это (все же, не забавно иметь боль здесь или там, то или иное расстройство, но оно ЗНАЕТ). И когда достигается одна точка на определенной стадии трансформации, вы переходите к другой точке, затем к следующей, потом еще к одной; так что ничто не сделано, никакая работа определенно не сделана, пока… все не готово. Так что надо возобновлять ту же самую работу, но на более высоком уровне, либо на более широком, либо с большей интенсивностью или с большими деталями (это зависит от случая), пока ВСЕ не будет доведено до однородной точки и готово аналогичным образом.

Согласно тому, что я вижу, это пойдет столь же быстро, как оно может идти. Но это занимает много времени. И все упирается в вопрос смены привычки. Вся автоматическая тысячелетняя привычка должна смениться сознательным действием, непосредственно направляемым всевышним Сознанием.

Есть склонность говорить, что это занимает гораздо больше времени и гораздо труднее из-за того, что мы окружены людьми и действуем в мире, но если бы мы не были в этих условиях, множестве вещей было бы забыто, множество. Множество вещей не было бы сделано. Есть всевозможные вибрации, не имеющие родственности с этим вот агломератом [совокупностью клеток Матери], и у них никогда не было бы случая прикоснуться к трансформирующей Силе, если бы я не находилась в контакте со всеми этими людьми.

Совершенно очевидно — совершенно очевидно — что мы поставлены в наилучшие условия с максимумом возможностей для действия… когда мы искренне хотим этого.

*
*   *

Затем Мать переходит

к переводу «Савитри»

Все уходило в свой вечный назначенный час:

Идеи, системы, науки, поэмы, творения искусства

Неустанно они исчезали и появлялись вновь,

Беспокойно преследуемые некой созидательной Силой.

Но все было грезами, пересекающими пустую необъятность. 11

Все это то же самое! Это забавно.

Он наверняка имел аналогичные переживания [аналогичные переживаниям Матери], когда писал эти строчки.

26 января 1966

(По поводу последней беседы: голубой и розовый Пурани)

[Иронически] Жаль, что мы не можем делать изображения этих вещей, ведь Пурани имел множество поклонников и учеников, множество их в Америке, так что я могла бы послать изображение Пурани, каким я его видела, голубым и розовым [смеясь], это было бы очаровательно!

(долгое молчание)

В настоящее время происходит систематическое разрушение всех предвзятых идей, предубеждений, привычек, всех точек зрения — социальных, моральных, точек зрения на здоровье и гигиену — «это» принимается за все, одно за другим, и разрушает с такой иронией!

Прошлой ночью это касалось «гигиенических» норм питания, и была такая комическая демонстрация того, сколь невежественны предосторожности, принимаемые нами, и всевозможные предубеждения, которые мы имеем… со сценами и образами, из которых вышла бы комедия театра абсурда! о!…

Речь шла о том, как есть креветок, и это заставило меня вспомнить, как люди поступают в Европе; они поступают совсем не так, как поступают люди здесь, преследуемые идеей возможного заражения через пищу: в Европе видят плод, срывают его и едят. Помнится, я как-то купила креветок с витрины большого бакалейного магазина, и это было на тротуаре, вне магазина, во всяком случае — никогда не думаешь об этом. И с вами ничего не происходит!… Это было в ранний час этим утром, и это было комично! как самый забавный фарс — кто писал такие фарсы? [Мать пытается вспомнить] я больше не помню… Знаешь, имена приходят по касательной, а затем похожие звуки приходят с другой стороны. Я искала имя, что-то пришло по касательной, а с другой стороны, как шутка, пришло “cartilage” [«хрящ»]! [Мать смеется] Как имя того «современного» писателя, который пишет фарсы, но пишет их очень хорошо?

Courteline [Куртильян].

[Мать смеется] Cartilage!

Речь идет об этих больших креветках, которых здесь называют “chervettes” [«козочка», «косуля» в буквальном переводе]: они огромные, как раки. Кое-кто (ученик из Ашрама), кто умер довольно давно, пришел и принес мне этих огромных креветок, то есть, я встретилась с ним в комнатах Ашрама… Есть комнаты, которые кое-где воспроизводятся, в некоем подсознательном, но как раз в том подсознательном, которое должно трансформироваться, упорядочиться и т.д.; так что есть некая копия этих комнат, расположенных ниже [под комнатой Матери], но не точная (однако с тем же взаимным расположением комнат), и определенного рода деятельность происходит там. Это там мы как-то раз были вместе, я рассказывала тебе об этом: ты хотел прояснить идеи людей (!) Это в том же самом месте. И там был человек, приглядывавший за Самадхи долгое время, это был Харадхан [Haradhan]. Он видел, что я подхожу туда, и сказал мне: «Я принес вам кое-что.» В какой-то темно-голубой тряпке были завернуты две большие креветки, и он дал мне их! Они были уже готовы, их можно было есть. Тряпка, в которую они были завернуты, не очень-то мне понравилась! Так что я подумала: «Как бы мне их еще чуть почистить перед употреблением?» [Смеясь] Ты знаешь, это фарс — фарс, заставить вас понять… вашу глупость. Я стала снимать (как называется это?), это не «кожа»… Смотри-ка, здесь тоже не пришло нужное слово, но «по касательной» пришло “cuirasse”! [«панцирь»] [смеясь] “cuirasse” и “cartilage”!… Ладно… Я сняла это, и как только я сделала это, я сказала себе: «Что за глупость! Теперь они еще больше подвержены воздействию [микробов и т.п.], чем раньше!» Я поискала, что же делать, и побежала в один уголок (место лабораторий Павитры), нашла там кран и поместила свои креветки под воду, текущую из крана. Сразу же кто-то мне сказал (не «кто-то»: внутренний голос мне сказал [смеясь]): «Твоя вода еще грязнее тряпки!» Тогда пришло сознание со светом, и мне с таким ясным видением была показана относительность предпринимаемых мер, что это все предвзятые идеи, не основывающиеся ни на каком истинном знании. И, наконец, он мне сказал: «Давай, ешь, это самое лучшее, что ты можешь сделать!» Так что я съела свои креветки, они были так хороши!

Ты знаешь, можно сделать из этого буффонаду. И какие образы! такая буффонада!…

Есть множество подобных вещей. И каждая с намерением… [смеясь] с «воспитательным» намерением, чтобы показать ребячество, в котором мы живем.

*
*   *

Затем Мать переходит

к переводу Савитри

Взывали аскетические голоса одиноких провидцев

С вершин гор и берегов рек

Или из одинокого сердца лесных полян,

Ища небесный покой и мир духа,

Либо в телах, неподвижных как статуи, зафиксированные

В экстатической остановке своих бессонных мыслей

Сидели спящие души, и это тоже было грезой. 12

[Смеясь] Он бесподобен! У него талант сносить все.

Но это чудесно верно. Это сразу же ставит вас в атмосферу относительности всех человеческих представлений.

Беда в том, что внешнему существу трудно забыть свою привычку рассматривать материальные вещи как истинные, реальные, конкретные: «Вот это конкретно, к этому можно прикоснуться, оно видно, чувствуется…»

Это начинает приходить.

Я рассказывала тебе, каждую ночь это так, что-то сносится через комичное, смехотворное. Это очень интересно. О! Были чудесные вещи с точки зрения моральности, это было чудесно! Но… [Мать прикладывает палец к губам] это на потом.

31 января 1969

(Письма Сатпрема к Матери исчезли, так что он не помнит, о какой «печали» здесь идет речь, вероятно, об определенных способах бытия в жизни, которые ему тяжело принять, или, возможно, о его собственной неспособности терпеть жизнь в мире, как она есть, и его склонности устремляться к высотам. Сатпрем спросил Мать, не следует ли ему начать писать новую книгу «Саньясин», в которой он попытался бы выразить определенный отказ от жизни, как она есть)

Скажи мне, почему ты опечален?

Потому что… если ты осознал, что надо сделать определенный прогресс, то не из-за чего больше печалиться. Только когда тебе надо сделать прогресс, а ты не сознаешь это, только тогда следует печалиться!

Я внимательно посмотрела и, действительно, возможно, что написав эту книгу, ты избавишься от чего-то, что задерживает тебя — это возможно. Но я надеялась, что это могло бы уйти просто через внутреннее движение; но когда я получила вчера твое письмо, я внимательно посмотрела и сказала себе: «Да, вероятно, это необходимо.»

Это несколько неудобно, но в этом будет то преимущество… Я говорю не о внешних неудобствах, тут ничего не попишешь, надо все это хорошенько устроить. 13 Я имею в виду тебя самого: это концентрирует тебя почти гипнотическим образом на той части твоего существа, которая… почти заключена в форму, в форму выражения, то есть, «автора», «писателя». Все же я знаю, это очень ясно, что твое внешнее существо было сформировано в большой части для этого, но с более высокой точки зрения: больше как средство, чем как цель.

Ведь твоя книга о Шри Ауробиндо исключительна во всех аспектах и достигла некоего максимума в выражении. Кроме того, Шри Ауробиндо всегда был в том, что ты писал. Когда книга была готова, у меня было впечатление вершины, которую невозможно превзойти… Вот почему я не думала о других книгах: мое сознание отправилось от этой книги о Шри Ауробиндо к чему-то иному, более высокому. Но вчера, когда я прочла твое письмо, я сказала себе: «Может быть, в конце концов, есть что-то, что должно быть выражено; возможно, это будет верный путь покончить с цепляющимся прошлым.»

Вот что я хотела тебе сказать.

Если ты должен это сделать, тебе лучше это сделать, и сделать это с идеей, со стремлением, чтобы все состояние сознание было выражено, чтобы оно ушло в прошлое и не цеплялось за твое сегодняшнее сознание.

А не может ли это также стать средством для нисхождения истины, силы истины, как и книга о Шри Ауробиндо, но другим образом?

Это возможно. Это возможно, но… [смеясь] я позже скажу тебе об этом!

Только два дня тому назад я написала кое-кому (кто немного находится под влиянием аскетических идей) и сказала ему: «Эти мысли — эти мысли и этот тип действия — принадлежит, с духовной точки зрения, аскетическому верованию, но это-больше-не-верно.» И я сказала это со страшной силой, ЭТО-БОЛЬШЕ-НЕ-ВЕРНО. И я видела, что в какой-то момент земной истории это было необходимо для достижения определенного результата, но теперь ЭТО БОЛЬШЕ НЕ ИСТИННО. Вот так. Это уступило место более высокой и более полной истине… С этой точки зрения, очевидно, твоя книга может быть выражением этой новой силы.

Это возможно, нет ничего невозможного.

Это целый мир духовного мышления и существования, которому я хотел бы дать самое совершенное выражение, одновременно уничтожая его — не «уничтожая», а показывая, что это только одна сторона, одна часть.

Да, это верно.

Я также чувствую, что надо написать и кое-что другое, перечитав всю твою «Агенду», как я сделал это с работами Шри Ауробиндо (это приходило ко мне несколько раз, очень ясно), перечитав всю твою «Агенду» с самого начала, а затем… Ты знаешь, что прежде чем написать книгу о Шри Ауробиндо, я взял все его работы, чтобы перечитать их снова, и когда я перечитывал их, мне словно говорилось: «Вот этот отрывок… тот отрывок… этот отрывок…» Я отметил всевозможные отрывки. А затем, когда я писал, то автоматически приходили все эти выбранные отрывки, чтобы я вставлял их в то, что ко мне приходило. И у меня было то же самое впечатление по поводу всей этой «Агенды»: мне надо бы перечитать ее снова в том же самом сознании и выбрать ряд отрывков, которые затем кристаллизуются в книгу.

Но еще рано — еще рано. 14

Еще рано, да, я ясно чувствую, что это работа не для сегодняшнего дня.

Эта работа не для сегодняшнего дня. Это не сейчас, это на более позднее время.

Нет, что касается меня, если ты напишешь эту книгу, мы посмотрим, потому что это зависит от… Если нисходит та Истина, что же, она низойдет, и тогда ты автоматически ее выразишь. Конечно, можно устремиться к тому, чтобы так было. Но невозможно сказать раньше, чем это произойдет.

Во всяком случае, совершенно определенно, эта книга может послужить для тебя ступенькой, чтобы подняться над прошлым и преодолеть определенные трудности в своей природе. Тогда конечно, с этой точки зрения, я сразу же одобряю то, чтобы ты написал эту книгу.

Так что в этом больше нет никакой проблемы, осталось только сделать это.

Кажется, в твоем сознании осталось какое-то сомнение?

Даже если и есть какое-то сомнение, не было колебания: я хотела сказать тебе: «Сделай это.»

Это скорее вопрос тонкого порядка: это знать, действительно ли «вещь» есть там, во внутренних или высших мирах, и я должен сделать ее, или же это решение моего «писательского эго», которое хочет писать.

Вещь есть там… (как объяснить?)

Вещь есть там в своей старой форме. 15 Нет ни тени сомнения в том, что у тебя есть, что сказать, и, несомненно, ты скажешь это; но это осталось в той форме из-за… как раз из-за определенной трудности, на которую ты жаловался в своем письме и которая все еще остается. Так что это нужно для того, чтобы избавиться одновременно от определенного состояния сознания и от определенной трудности. Твое настоящее сознание, сознание твоего истинного существа очень быстро восходит; кое-что в тебе не осознает это и задерживает тебя, из-за чего у тебя возникает дискомфорт. И, очевидно, писательство является хорошим средством (вероятно, наилучшим средством) избавиться от этого: выражая это, ты тем самым выбрасываешь его из себя, и на этом все кончено, ты избавился от этого. Это ФОРМА, ты понимаешь, это только форма; это всегда одно и то же: сущность и дух, а затем форма. Ты поднимаешься как стрела, и ты не знаешь этого, потому что что-то остается таким, жестким, узким, и это только форма. Что же, лучше избавиться от этого; это самый естественный способ вывести вовне эту форму, это состояние сознания и эту трудность, все вместе, и одновременно ты пишешь книгу.

Я уверена в этом, потому что большую часть ночи я смотрела на это.

Да, это хорошо, сделай это. Наверняка это будет очень интересная, отличная книга, и она будет полезна для множества людей, но, как бы там ни было, это не… С нашей точки зрения это вторично.

И сейчас, конечно, ты отмечен, по крайней мере, во Франции, в Германии, в США и здесь как «автор книги о Шри Ауробиндо»: это будет новая книга «автора книги о Шри Ауробиндо». Значит, у тебя будут читатели. Для меня все эти вещи вторичны, но они не становятся от этого менее истинными.

Но меня интересует… Единственное, что я хочу сказать в защиту писательского дела, это то, что для меня писательство подобно мантре: это воплощение вибрации истины.

Да.

Это истинная цель писательства.

Да, да.

Если «того» нет, тогда писательство меня не интересует.

Это, несомненно, верно.

Но есть одна вещь… Даже в качестве писателя (ты в твоей теперешней форме и в качестве писателя), В КАЧЕСТВЕ ПИСАТЕЛЯ, ты можешь выражать многими различными способами ту вещь, которую ты хочешь притянуть к земле и выразить: ты можешь выразить ее во многих различных формах. Сейчас мы заняты одной особой формой, которую ты постиг; что же, для меня, эта форма полезна тем (я скажу это, возможно, несколько грубовато), что она может послужить киркой, ты понимаешь, чтобы выкорчевать то, что ты хочешь выбросить из своего сознания: определенный способ существования твоего сознания, который уходит в прошлое. И тогда, после этого, ты поднимешься к выражению более высокого порядка.

И, заметь, что если посмотреть на эту проблему с земной человеческой точки зрения, то она относится как раз к тем вещам, которые могут быть очень полезны для человечества; если бы ты был «гуманитарием», я бы сказала тебе: без тени сомнения, это может быть очень полезно.

Так что, как я тебе об этом говорила, я тщательно рассматривала это прошлой ночью, и пришла к выводу, что это надо сделать. Вот так, это все.

Но без печали — без печали.

Раскрывать препятствия, слабости, сопротивления в собственном существе, собственном сознании, это не поражение, а большая победа. И не надо горевать, надо радоваться.

Но оно полно слабостей!

Да! [Мать смеется] Да, я хорошо знаю это, мы все полны слабостей.

Я даже не знаю, как жить!

Это верно! [Мать смеется] Как раз из-за этого сохраняется твоя трудность, а иначе она уже давно бы ушла. Она давно бы ушла. Она уйдет, но… у нее есть определенное право задерживаться, и это право дается ей… да, определенной позицией твоего сознания по отношению к жизни. Это как раз часть того, что я видела.

А! Пусть все прошлое растворится, выбросится наружу — выразится и выбросится: «Кончено, теперь кончено, я не имею больше ничего общего с вами: я дал вам рождение.»

Заметь, что это очень хорошо, очень полезно для множества людей, которым не хватает этого сознания 16 . Ничто в мире не бесполезно, но вещи должны занимать свои места. Когда задерживаешься на сознании, которое должно быть превзойдено, это становится слабостью — не следует задерживаться! Надо только отбросить это, а затем использовать его как трамплин, чтобы прыгнуть выше, вот и все. Вот как я вижу это. Вот как я вижу все неспособности, все слабости, все поражения, я вижу их так: «Хорошо, это трамплин, хоп! подпрыгнем: сейчас мы превзойдем это.»

Когда делаешь такую работу, какую делаю я, и находишься в связи со всеми маленькими реакциями физического тела, самого материального сознания… это совершенно обескураживающее и отвратительное для любого, имеющего идеал. Но это… это так, это так, это должно измениться — мы здесь для того, чтобы стало по-другому. И пока мы не сознаем это, это никогда не изменится. Значит, надо радоваться, когда сознаешь это, вот и все.

Все раскрытия всегда являются милостью — чудесной милостью. Когда открываешь, что не можешь ничего сделать, когда открываешь, что ты дурак, когда открываешь, что у тебя нет никакой способности, когда открываешь, что ты такой маленький, жалкий и глупый, что же… «О! Господь, как я Тебя благодарю, как Ты любезен, показывая мне все это!» И затем кончено. Потому что как только ты открываешь это, ты говоришь: «Теперь это Твое дело. Ты сделаешь все необходимое, чтобы все это изменилось.» И самое прекрасное во всем этом то, что это действительно меняется! Это меняется. Когда делаешь так [жест подношения к Высотам], искренне: «О! возьми это, возьми это, возьми это, избавь меня от этого, позволь мне… быть только Тобой.»

Это чудесно.

Вот так. 17

1 Во внутреннем сознании.

2 Премьер-министр Индии, внезапно скончавшийся в ходе ташкентских переговоров с Ауб Ханом по проблеме урегулирования индо-пакистанского конфликта.

3 «Индия должна сражаться, пока Индия и Пакистан не станут ОДНИМ.»

4 Шастри умер от сердечного приступа.

5 Индия согласилась оставить ряд стратегических позиций, занятых в Кашемире в ходе последних военных действий, а Пакистан заявил, что не будет прибегать к силе для урегулирования спорных вопросов с Индией.

6 Мать имеет в виду: «Все той же истории или той же позиции со времен Ганди Неру.»

7 Шастри был очень маленького роста.

8 В ходе всей этой беседы Мать казалась довольно скептически настроенной или, по крайней мере, сдержанной.

9 В прошлом году Мать уже говорила о подобном. См. «Агенда», том 6, беседа от 28 декабря 1965 г.

10 Пурани, старый милый ученик, оставил свое тело 11 декабря 1965 г. См. «Агенда», том VII, беседа от 28 декабря 1965 г.

11 Each in its hour eternal claimed went by:

Ideals, systems, sciences, poems, crafts

Tireless there perished and again recurred,

Sought restlessly by some creative Power.

But all were dreams crossing an empty vast.

“Savitri”, X.IV.642

12 Ascetic voices called of lonely seers

On mountain summits or on river banks

Or from the desolate heart of forest glades

Seeking heaven’s rest or the spirit’s wordless peace,

Or in bodies motionless like statues, fixed

In tranced cessations of their sleepless thought

Sat sleeping souls, and this too was a dream.

“Savitri”, X.IV.642

13 Под «внешним неудобством» Мать подразумевает время, потерянное на написание книги.

14 Это произойдет восемь лет спустя, когда Сатпрем напишет «трилогию» о Матери.

15 Первая форма «Саньясина», которая должна была стать чем-то вроде греческой трагедии с хорами.

16 Отвержения мира, как он есть, и поднятия к высотам.

17 Есть магнитофонная запись заключительной части этой беседы.